Сергей Долидович – об уважении к русским спортсменам, трагичном падении на Олимпиаде и зарплате в Беларуси.

Автор Дмитрий Степанец
обновлено: 18.12.2017

В ноябре МОК признал шестерых российских лыжников виновными в нарушении антидопинговых правил на Олимпиаде-2014 в Сочи и аннулировал их результаты на Играх.

Таким образом, Александр Легков лишился золота на дистанции 50 километров, Максим Вылегжанин – серебра.

После перераспределения первое место отошло бронзовому призеру Илье Черноусову. Второе – Мартину Сундбю, который финишировал четвертым. Сергей Долидович, закончивший марафон пятым, поднялся на третью позицию.

Eurosport.ru поговорил с Долидовичем, который в 44 года едет на седьмую Олимпиаду, а деньги на нее собрал через краудфандинг.

– 10 ноября вы написали в фейсбуке, что еще не получили олимпийскую медаль. Ситуация изменилась?

– Нет, никаких новостей. Но я об этом и не думаю. Когда говорят – вспоминаю. Проходит время – забываю. У меня другая цель – подготовка к следующим Играм.

– После решения по Легкову и Вылегжанину кто-то из чиновников с вами связывался?

– Опять же – нет. Сейчас та медаль – это вилами по воде. Да, на сайте FIS (Международная лыжная федерация – прим. Eurosport.ru) написано, что я третий призер. Но это виртуально. Решение должны официально утвердить на уровне исполкома МОК. После этого можно разговаривать. А сейчас у ребят еще есть возможность решение оспорить, побороться за честное имя. Пока все инстанции они не пройдут, шансы остаются.

– Летом вы сказали, что продали бы медаль.

– Верно. Тогда мне требовались деньги на подготовку к седьмой Олимпиаде. В итоге я их нашел. Но если бы сейчас стоял тот же выбор – поступил бы, как и сказал.

– То есть эмоций от статуса призера Сочи никаких?

– Думаю, и не появятся. Читаю высказывания многих иностранцев – у них то же самое. Одно дело стоять на пьедестале в день старта, совсем другое – через четыре года. Тем более в Сочи я приехал на финиш пятым. Им же и остался. В протоколе, может, подвинут, но в душе пятое место никуда не делось.

– Премиальные хотя бы получите?

– Вряд ли. Наоборот, со всех сторон идет: «Парень, забудь про те 50 тысяч долларов за бронзу». Возвращаясь к эмоциям: если медаль придет, а деньги нет, значит стране такая награда не нужна. Я ведь логично рассуждаю? Хотя это снова дележ шкуры неубитого медведя.

– Поздравлений много услышали?

– Прилично. Открою секрет: они начались еще в декабре 2016-го, когда прозвучал первый звонок (второй доклад Макларена, в котором впервые говорилось о махинациях с допинг-пробами на Олимпиаде-2014 – прим. Eurosport.ru). Что непонятно: больше всего поздравляли русские.

– Это как?

– Наверное, такой славянский менталитет. Я оказался неприятно удивлен. Никого еще не отстранили, только намекнули, а меня уже поздравляют. Даже неудобно за тех людей, которые во все так быстро поверили.

– Это атлеты из первой сборной России?

– Неважно. Не из первой. Наверное, просто завидовали. Сами-то так быстро бежать не могли. Ждали, чем бы зацепить медалистов. Это человеческие отношения.

– Белорусские чиновники поздравили?

– Нет. Но опять же: должны пройти сроки, утверждения. Сейчас у русских ребят есть шанс. Маленький, но есть. Пока он существует, не буду считать, что я медалист.

– После решения МОК вас поздравила жена, а дочь спела про Муху-Цокотуху. Почему такой выбор?

– Ха-ха, да это не выбор. Дочка еще маленькая – двух лет нет. Только словосочетания начала повторять. Я написал про эту ситуацию, чтобы не думали, что бегаю и прыгаю до потолка от радости. А то меня спросили: «Как проходят отмечания?» Ответил, что никак. Сижу на сборе в глухомани, позвонила жена, дочка подпевала. Но они не поздравляли. Просто так пообщались.

– В каких отношениях вы с Легковым и Вылегжаниным?

– В нормальных. И так со всеми ребятами из сборной России. Были те, с кем общался ближе – Бессмертных, Петухов. Но с остальными никаких сложностей, и мое отношение к ним не поменяется. Как бы ни закончилось дело.

Я не хочу говорить о человеческих качествах, потому что не знаю их. Не буду кричать, что пошел бы с Легковым и Вылегжаниным в разведку. Но как спортсменов я их уважаю.

– То есть в Сочи они выступали чистыми?

– Не могу этого утверждать. Я только сказал, что чем бы ни завершилась ситуация, не перестану уважать этих людей.

– Некоторые латвийцы и американцы, которые получат медали вместо русских, рады, что обман вскрылся. Вы другого мнения?

– Еще раз: у каждого мнение свое. Мое такое: встречусь с ребятами – руку им пожму, если протянут. Без проблем.

– Официальная позиция России: страну лишают медалей из-за политики и того, что весь мир настроен против нее. Что вы думаете?

– Мое дело – бегать на лыжах. Если бы от слов Долидовича что-то зависело бы, я бы сказал. Но вы же видите, как проходило разбирательство. Люди хотели объяснить все, а в итоге… Скажу так: когда хотят прислушаться – прислушиваются.

– По-вашему, царапины на пробирках – недостаточное доказательство вины?

– Александр, понимаю, что вы хотите из меня вытянуть. Но я не решаю судьбу спортсменов. И не хочу, чтобы мои слова оказались неправильно истолкованы.

– Тогда последний неудобный вопрос: допускаете, что в России существовала государственная программа применения допинга?

– Не хочется в это верить.

– Что думают в Беларуси?

– Как и у вас. Разные люди – разные мнения.

– В России понимают, что обвинения смешные. При этом видят, что страна не защищается. Как будто и сказать нечего.

– Мне это тоже непонятно. Скорее всего, страна проспала момент, когда надо отвечать. Пустила первые обвинения на самотек. Но ведь обвинители тоже выжидали. Все раздули к новой Олимпиаде. Если бы раньше, ребята имели бы больше времени.

– И отбились бы?

– Тяжело сказать. Я еще в июне говорил, что дисквалифицируют. Не от того, что так хотел. Просто, если сопоставлять факты. Например, сколько потратили на это расследование. Громадные суммы, заоблачные. После таких трат международным чиновникам надо было что-то сделать.

– Отработать?

– Я так не сказал. Просто буря должна была грянуть.

– Атмосфера в Сочи запомнилась?

– Конечно. Главное впечатление – волонтеры наконец-то говорили по-русски. Впервые в истории. Раньше никогда не понимал: треть участников используют русский, при этом среди официальных языков Игр его нет. А в Сочи чувствовал себя дома.

– Поняли, во что вбухали кучу миллиардов?

– Нет. Не скажу, что удивился роскоши. В этом плане на всех Олимпиадах ситуация одинаковая. Хотя мои первые Игры в Лиллехаммере выделялись. Жили в картонных домиках. С первого этажа спокойно разговаривали с теми, кто на втором – все слышали. С Сочи не сравнивать. Вдвойне удивительно, что его так с нуля отстроили – из-за этого столько денег и ушло. Но понравилось все равно другое.

– Что?

– Игры-2014 оказались для лыжников самыми компактными. Жили прямо на трассе. Вышел из гостиницы – и поехал. Раньше такого не было. В Ванкувере и Лиллехаммере добирались до старта 40 минут. В Норвегии тогда чуть на эстафету не опоздали. В Нагано ехали больше часа. В Солт-Лейке вообще жили за 80 километров. Причем поселились не в деревне, а каком-то обычном доме. Дыхания Игр не чувствовали. Сочи – другое дело, все свое.

– Даже так?

– Ну да. А то говорят: «Вот, ты должен быть за свободу, за Беларусь». Отвечаю, что считаю себя белорусом, но вообще-то до 16 лет жил в единой стране. Не уверен, что мне близки Таджикистан или Эстония с Латвией. Но Россия – да. В ней много друзей и родственников до сих пор. Считаю, что мы родня. Союзное государство.

– Марафон в Сочи помните?

– Само собой. 50 километров – такая дистанция, что поневоле становишься философом. Едешь и думаешь обо всем на свете. Но в начале боялся за лыжи.

– Что так?

– На Олимпиаде во всех гонках до марафона были проблемы со смазкой – она почти на нуле. Со спуска на классике мы проигрывали по 20-30 секунд. То есть бороться нереально.

– Представляю.

– К полтиннику я подошел в хорошей форме. Обидно получилось бы, если бы опять неправильно намазали. Но после первого спуска понял, что все нормально. А потом сам допустил ошибку.

– Расскажите.

– За 2,5 километра до финиша шел пятым-шестым. Сил полно. Тут группа из 10 человек начала объезжать меня с двух сторон. А я прижал палки к туловищу и перестал толкаться.

– Почему?

– Вспомнил, как не везло до этого. Как ехал в лидерах, а меня сбивали, ломали инвентарь. Поэтому испугался за палки, дал себя обойти. И на последний подъем въехал 12-м. Пока догонял, истратил все силы – на финишный рывок их уже не осталось.

Причем понял это только потом. В течение гонки такое трудно осознать. Но после финиша подумал и решил, что неправильно разложился. Если бы правильно, не факт, что оказался бы в призах, учитывая слабые спринтерские качества. Но точно проиграл бы меньше 12 секунд.

– Была история обиднее?

– Однозначно. В Турине. За два километра до финиша ехал вторым в пелетоне из 20 человек. Чувствовал силы, лыжи шли отлично. Первым был австриец Михаил Ботвинов. Его смазчик Рихард Нойнер решил дать спортсмену попить. Переступил огороженную зону, вышел на трассу. Почти на середину. Когда начал пятиться назад, я уже шел на обгон. Он не заметил и сбил.

– Трагедия.

– Я упал, сломал палку. Дали новую, но неправильную – не под ту руку и другой высоты. В итоге на предпоследний подъем я уходил только 20-м. Пришлось заново всех обходить. Обогнал восемь человек и финишировал двенадцатым с отставанием в 11 секунд. Когда увидел его, понял, что упустил реальный шанс бороться за медали. Тогда я был к ним ближе, чем в Сочи.

– Со смазчиком разобрались?

– Хотел. На эмоциях же. Бегал за ним после финиша, он скрывался. Если бы встретил, случилось бы что-то нехорошее.

– Потом остыли?

– Конечно. Сейчас даже общаемся. Рихард ведь в России после этого два года работал сервисменом сборной по биатлону. Дальше три года с Дашей Домрачевой. Он не извинился, но зла на него уже не держу. Только при встрече напоминаю. Больше жалею о другом.

– О чем?

– Протест. Мы его не подали. Вообще не знали о такой возможности. Я же находился на тех Играх без тренера – ему делали операцию. Без него некому было дать совет, отстоять права. Если бы оспорили, вряд ли австрийца лишили бы медали. Но компенсацию в виде секунд за падение я бы наверняка получил.

– На этот сезон вы собирали деньги через краудфандинг. От вас отказалась сборная?

– Федерация. С ней возникли проблемы. Сказали: «Если хочешь – готовься. Но за свой счет. В сборной тебя не видим». Но сейчас уже все нормально – нашли общий язык. Некоторые сборы я проводил за свои деньги, потом хорошо пробежал гонки FIS (третий по силе уровень лыжных стартов после Кубка мира и континентального кубка – прим. Eurosport.ru) и меня включили в смету. Дальше иду за деньги государства.

– Весной вы почти закончили карьеру.

– Так и есть. Даже все лыжи продал. Но потом случились события, о которых не хочу говорить. Это был вопрос даже не материального характера – деньги отошли на второй план. Я же ничего не выиграл от того, что вернулся. Наоборот проиграл – с меня сняли президентскую стипендию за Сочи. Просто у меня есть жизненные принципы. Ради них и вернулся.

– Хотя бы намекните.

– Не хочу ворошить прошлое. Так сложились обстоятельства. Но хорошо, что подобное случается. В такие моменты многое узнаешь о людях. Не зря говорят, что друзья познаются в беде.

– Вы сказали про деньги. Сколько потеряли?

– 1000 долларов в месяц. Мне платили ее в течение трех лет за пятый результат в Сочи. Как и каждому, кто занял места с первого по шестое. После как бы завершения карьеры стипендию сняли. Теперь осталась только зарплата – 200 долларов. И 160 долларов пенсии за 27 лет стажа. Больше никаких доходов.

– Сколько получают другие люди из сборной?

– В районе 300. Плюс призовые. И президентские за Игры. Причем за чемпионаты мира стипендию не платят, хотя я приезжал там четвертым, пятым и шестым в личных гонках.

– Краудфандингом вы собрали 15 тысяч долларов. Кто тот человек, что внес сразу 12?

– Один минчанин. На 10 лет младше, бывший спортсмен – в детстве занимался. Сейчас в Америке живет. Вышел на меня, решил помочь. Я-то до конца не верил в затею. Но получилось. Сейчас с ним общаемся, переписываемся. Выяснил невероятную вещь.

– Какую?

– Я из Орши. Приехал в минский спортивный интернат в 13 лет. Пять лет жил в квартире родного брата отца. Оказалось, тот минчанин был соседом. Из окна я видел его дом.

– Удивительно.

– Думаю, как теперь отблагодарить. Деталей пока не обсуждали – все-таки на разных континентах. Но найду способ.

– Как думаете, почему вам переводили деньги?

– Наверное, видели во мне жертву, хотели помочь. Или сами сталкивались с подобным. Вот один из жертвователей звонил: «У сына та же самая история с федерацией».

– От 15 тысяч что-то осталось?

– Почти половина – 8,5. Как буду в стране, решим с ребятами с одного сайта, куда деть оставшуюся сумму.

– Почему с ними?

– Так они на меня вышли летом: «Хотим помочь». Организовали информационное освещение краудфандинга. Еще два человека тоже очень поддержали. С ними и надо решать вопрос. Самому куда-то девать эти деньги не очень правильно.

– Пхёнчхан. Вы туда едете?

– Надеюсь. 16 и 21 января подаются списки. У Беларуси точно есть две квоты. Чтобы от них не зависеть, надо отбираться самому. Для этого нужно попадать в топ-300 рейтинга.

– Это реально?

– Буду стараться. В зачет пойдут по пять лучших гонок – спринтерских и дистанционных. Так что придется бегать и спринты, где получается не особо. Но выбора нет – без них никуда.

– В чем стимул продолжать в 44 года?

– Те самые принципы. До этого деньги – чего скрывать. Хотелось, чтобы семья жила на определенном уровне, три дочки были обеспечены. В этом сезоне мотивирует другое. Хотя часто просыпаюсь утром и хочется все бросить. Потом походишь и как-то продолжаешь.

– Предложения уйти из лыж поступают?

– Куда? Я кроме них ничего не умею. Даже в другой вид спорта не могу пойти – только в биатлон. Но на вопрос о тренерстве сказали, что еще молодой.

– А для спортсмена старый.

– Именно. Причем так говорили еще в 28 после Солт-Лейка. Уже списывали, не давали деньги на сборы. Представьте: год назад выиграл финал Кубка мира, на Олимпиаде приехал 15-м. Мне говорят: «До свидания».

Второй раз это случилось после Турина. 12-й там, такое же место на чемпионате мира. И снова: «Пора!» Оказалось, что не пора. В 40 лет в Сочи приехал пятым.

– Этот сезон точно последний?

– Кто знает. Не видел себя в лыжах еще в прошлом году. Друзья отговаривали: «Да хватит, еще в Корее посмотрим на тебя». Вот остался. И снова говорят: «Давай еще на год до чемпионата мира, ребят подтянешь».

– Что отвечаете?

– Если просто тренироваться рядом – еще ладно. Но соревноваться очень тяжело. Сравниваю себя даже с 35-летним – разница огромная. Если раньше говорил, что есть резерв, то сейчас иду на максимуме. У меня же после 30 вообще нет перерывов между тренировками.

– В смысле?

– Отпуска. Если и устраивал его, то потом чувствовал себя таким разваленным. Решил работать без перерывов.

– Вообще?

– Да. Если пропускаю три-четыре дня – уже некомфортно. Теперь не знаю, как выйти из состояния постоянного тренинга. Видимо, спорт уже никак не бросить. Даже после карьеры придется найти занятие – велосипед или ходьба с палочками. Надо хоть что-то делать – сердце и мышцы запрограммированы на это. Иначе все может закончиться печально.

СПОРТНАВИНЫ